Шрифт:
Закладка:
И вновь качаются ветки деревьев, плавно шелестят листья и снова, будто, шепчутся о чем-то: с-с-с. с-с-с… Я готов провалиться сквозь землю, то ли из-за бесконечных слез, то ли от стыда, невыносимо горит мое лицо, и я не знаю, куда деваться. Хочу разрыдаться, но чтоб не плакать, сильно кусаю губы. В моей голове и в ушах постоянно какой-то странный, непрекращающийся звук. Но это не шум листьев, шелестящих от легкого ветра, это, скорей всего, гул водного потока. И в этом шуме, внезапно, становится слышным крик пролетающих по ночному небу аистов. Их жалобный крик бесследно исчезает за горами. — Когда началось строительство Тартарского водохранилища, одновременно, было решено вырубить ту часть леса, где в будущем будет озеро, — не отрывая взгляда от далеких гор, говорит Армен. — Ведь лес не оставят же под водой. Но нашлись люди, которые воспользовались этим и срубили много деревьев, намного дальше границ озера. Возле водохранилища рос тополь. На нем аисты свили гнездо. У этого тополя срезали ветки и разорили гнездо. А когда наступила весна, аисты вернулись. Они приближаются, размахивая крыльями, приближаются, издавая радостные крики. Долетев до знакомого места, они, видимо, поняли, что произошло, издавая печальные стоны, несколько раз покружили над тополями и сразу улетели. С того времени их больше никто не видел… — Смотри, Армен. вон видишь, у главной дороги в село стоит одинокое понурое персиковое дерево? — С опозданием говорит Аргина. — Ты согласен, если оно станет нашим талисманом?
— Каким талисманом, спрашивает Армен голосом, полным удивления. Аргина нетерпеливо трясет головой: — Только одно слово — да или нет? — Да, конечно, да. Но не понимаю, что это означает. — Пока оно стоит на месте целое и невредимое, со мной ничего не случится, ни приключений, ни горя, но если не станет этого дерева, кто-нибудь срубит его, или сломается хотя бы одна веточка, с нами случится большое несчастье. Она произносит это с такой твердой уверенностью, что можно ужаснуться, и я реально думаю, что она сошла с ума. Неужели, она не понимает, что я останусь на месте, если с ней что-то случится? Вероятно, о том же думает Армен, потому что, обнимая Аргину за плечи, он испуганно спрашивает: — Аргина, думай, что ты говоришь. — Я знаю, что я говорю. Я верю в предрассудки… Скажи мне, ты же не дашь, чтобы кто-то срубил его? — Никогда! Не беспокойся. — Ты мне очень дорог, Армен… Армен нежно ее прижимает к груди, и какое-то время они стоят так молча, обнявшись. Потом он спрашивает тихо: — Сколько времени осталось до осени? — Не знаю, не считала. Армен замолкает на две секунды, потом говорит: — Ровно четыре месяца. — Армен, милый, не нужно говорить об этом. — Почему? — Мне кажется, я до этого не дотерплю… не доживу… Я приподнимаюсь с места, внимательно смотрю на Аргину. — В наших краях свадьбы играют только осенью, — говорит Армен, — обычно так. — Какая отсталость, — говорит она, но я по ее голосу чувствую, что она шутит. — В наше время, когда идет беспощадная борьба с пережитками прошлого, к несчастью, находятся люди, которые придерживаются старых обычаев. Неужели, действительно, нельзя хотя бы один раз нарушить этот обычай? После этих слов они весело смеются. Потом Аргина говорит:
— Ну, я пойду, Армен, поздно уже. — Как быстро проходит время. Когда встретимся? — Не знаю. — Эти четыре месяца хочу каждый день встречаться с тобой.
— А потом? — говорит Аргина. — А потом встретиться и никогда не расставаться. Я тихонько, без какого-либо шума, сползаю назад, чуть в сторонке, в темноте, встаю на ноги, бегу домой. Я бегу быстро, иногда оглядываясь назад, будто, кто-то гонится за мной. Как прежде, дома никого нет. Наша Чалка несколько раз кидается к моим ногам, прыгает в разные стороны, но я не обращаю на нее внимания, и, не выключая света, срочно ложусь в постель. Я долго жду Аргину, а ее нет. Тяжелые, черные тучи накрывают диск луны, на улице все погружается во мрак. И в этой кромешной мгле ясно слышен монотонный шум нашей речки Барак Джур. Затаив дыхание и прислушиваясь, я с нетерпением жду. Во дворе со скрипом открывается калитка. Это Аргина. Она бесшумно, легкой походкой входит в свою комнату. Отсюда, с моей кровати все четко видно под ярким светом настольной лампы. Я притворяюсь, что сплю, но тайком слежу за ней. Аргина подходит к зеркалу, я вижу в нем ее чуть бледное, но обаятельное лицо, красивый нос с чувственными ноздрями, крупные и выразительные глаза, полные губы… Привычным движением головы она откидывает упавшие на лоб волосы и неожиданно закрывает руками лицо. Неужели плачет? Сердце волнуется от моей безответной любви и жалости к ней. Однако, я боюсь произнести, даже, слово сожаления, она может обидеться, заметив, что я слежу за ней. Поэтому начинаю слегка посапывать. Аргина медленно поворачивается от зеркала, заходит в мою комнату. Я слышу ее приближающиеся шаги… Она подходит ко мне, осторожно садится на край моей кровати. Я чувствую, как она склоняется надо мной, уже чувствую ее приятный аромат. Теплые губы Аргины касаются моей щеки. Я быстро открываю глаза, одной рукой слегка обнимаю Аргину, хочу ее поцеловать, однако, не осмеливаюсь — Ты же не спал, Абик? — Спрашивает она, не отходя от меня. — Нет, отвечаю дрожащим голосом. — Не спал. Где ты была столько времени? — спрашиваю я, отводя глаза в сторону. На мой вопрос она не отвечает. — Абик, ты можешь посчитать. сколько осталось до осени? — Что тут трудного? Ровно четыре месяца. — Ты счастливый, Абик, для тебя четыре месяца — просто четыре месяца и все. — А для тебя? — спрашиваю я и чувствую, как трепещет мое сердце. — Для меня… — Аргина мгновение думает. — Для меня — целая вечность.
10.
В эту ночь она легла поздно. Проверяла контрольные. Но, как только
